Вовлечением ее в невыгодный момент в разорительные для нее войны; недопущением ее к свободным морям; если возможно – то расчленением ее на мелкие государства; если возможно – то сокращением ее народонаселения (напр., через поддержание большевизма с его террором, – политика германцев 1917–1939 гг.); если возможно – то насаждением в ней революций и гражданских войн (по образцу Китая); а затем – внедрением в Россию международной закулисы, упорным навязыванием русскому народу непосильных для него западноевропейских форм республики, демократии и федерализма, политической и дипломатической изоляцией ее, неустанным обличением ее мнимого «империализма», ее мнимой «реакционности», ее «некультурности» и агрессивности».
Все это мы должны понять, удостовериться в этом и никогда не забывать этого. Не для того, чтобы отвечать на вражду – ненавистью, но для того, чтобы верно предвидеть события и не поддаваться столь свойственным русской душе сентиментальным иллюзиям.
Нам нужны трезвость и зоркость.
В мире есть народы, государства, правительства, церковные центры, закулисные организации и отдельные люди – враждебные России, особенно православной России, тем более императорской и нерасчлененной России. Подобно тому, как есть «англофобы», «германофобы», «японофобы» – так мир изобилует «русофобами», врагами национальной России, обещающими себе от ее крушения, унижения и ослабления всяческий успех. Это надо продумать и прочувствовать до конца.
Поэтому, с кем бы ни говорили, к кому бы мы ни обращались, мы должны зорко и трезво измерять его мерилом его симпатий и намерений в отношении к единой, национальной России и не ждать от завоевателя – спасения, от расчленителя – помощи, от религиозного совратителя – сочувствия и понимания, от погубителя – благожелательства и от клеветника – правды.
Политика есть искусство узнавать и обезвреживать врага. К этому она, конечно, не сводится. Но кто к этому неспособен, тот сделает лучше, если не будет вмешиваться в политику.
Мировая политика русских государей
21 января 1933 года в № 4690 французского журнала «L"Illustration» была напечатана достопримечательная статья итальянского историка Гуилельмо Ферреро, проведшего последнюю часть своей жизни в Женеве и скончавшегося там же в 1941 году.
Статья, озаглавленная «Прежняя Россия и мировое равновесие» высказывает ряд верных и справедливых мыслей о мировой политике русских Государей в XIX веке. Эти мысли прозвучали в Европе, как в стране глухонемых и не оказали, конечно, ни малейшего влияния на укоренившееся здесь общественное мнение. Европа не знает России, не понимает ее народа, ее истории, ее общественно-политического строя и ее веры. Она никогда не понимала и ее Государей, огромности их задания, их политики, благородства их намерений и человеческого предела их возможностей…
И, странное дело, каждый раз, как кто-нибудь знающий пытается высказать правду и поправить дело всеобщего невежества, он наталкивается на уклончивое безразличие и недружелюбное молчание. Ему не возражают, его не опровергают, а просто – «остаются при своем». Европе не нужна правда о России; ей нужна удобная для нее неправда. Ее пресса готова печатать о нас самый последний вздор, если этот вздор имеет характер хулы и поношения. Достаточно любому ненавистнику России, напр., из «грушевских украинцев», распространиться о пресловутом поддельном «завещании Петра Великого», о «московитском империализме», якобы тождественном с коммунистическим мирозавоеванием, и о «терроре царизма», – и европейские газеты принимают эту лживую болтовню всерьез, как новое оправдание для их застарелого предубеждения. Им достаточно произнести это политически и филологически фальшивое словечко «царизм», – и они уже понимают друг друга, укрывая за ним целое гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы…
Нам надо понять это отношение, это нежелание правды, эту боязнь действительности. Все видимое преклонение европейца перед «точным знанием», перед «энциклопедической образованностью», перед «достоверной информацией», словом – вся этика истины – смолкает, как только дело коснется России. Европейцам «нужна» дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, чтобы оправдать в ней революцию и требовать для нее республики; религиозно разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформ или католицизма; хозяйственно несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье, или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии. Но, если эту «гнилую» Россию можно стратегически использовать, тогда европейцы готовы заключать с ней союзы и требовать от нее военных усилий «до последней капли ее крови»…
И вот, когда в такой атмосфере кто-нибудь из них скажет несколько правдивых и справедливых слов о России, то мы должны выделить их из общего хора голосов.
Ферреро, как и другие, не знает истории России и не разумеет ни ее судьбы, ни ее строя, ни ее задач. Для него, как и для всех европейцев (о как редкостны исключения!), Россия есть – «далекая, полуварварская империя», «олигархия восточных сатрапов», страна «деспотизма, подмявшего под себя сто миллионов людей, «огромное военное государство, основанное и управляемое мечом, эксцентричное, наполовину оевропеившееся»… Кроме этих мертвых пошлостей он не знает о России ничего. И потому – понять и объяснить мировую политику ее Государей – он не может. Но он это честно выговаривает: «Эта политика», упорно и потомственно добивавшаяся в Европе и в Азии «устойчивого равновесия», есть для него «одна из великих тайн истории XIX века», которую «важно было бы изучить и понять». И вот Ферреро имеет мужество признать эту политику, точно формулировать ее сущность и ее значение для всего мира и с величайшею тревогою отметит ее вынужденное прекращение. Предоставим слово ему самому.
Девятнадцатый век принес Европе «очень немного войн», «мало кровавых и мало разорительных, кроме разве войны 1870 года. Германия, Франция, Англия, Соединенные Штаты – гордились до самого 1914 года тем порядком и миром, которые господствовали во вселенной в течение целого века, тем богатством, которое им удалось извлечь из этого порядка и мира, и соответствующим прогрессом. Все эти «чудеса, ослепившие XIX век», они считали своим делом и своею гордостью. Но теперь мы знаем, что мы тут были ни при чем, что это был почти бесплатный дар, поднесенный Германии, Франции, Англии, Соединенным Штатам, всему Западу – последними наследниками Византии», т. е. русскими Царями.
«После 1918 года мы слишком скоро забыли, что с 1815 года до 1914 года, в течение века, Россия была великой силой равновесия в Европе». «С 1815 до 1870 года Россия поддерживала и подкрепляла германский мир, помогая ему прямо и косвенно. В 1849 году она спасла Австрию, послав в Венгрию свою армию, чтобы подавить мадьярскую революцию. Бисмарк смог объединить Германию и создать империю между 1863–1870 годами, потому что петербургское правительство давало ему свободу, если не прямо поощряло его. Тогда в Петербурге хотели усиления Германии, чтобы она была противовесом Англии и Франции, врагам России по Крымской войне. Но после 1870 г. германский мир быстро принимает гигантские размеры и замашки. И вот Россия понемногу отделяется от него и переходит в другой лагерь. В 1875 году она помешала Германии напасть на Францию. После 1881 года»… «Россия все больше и больше сближается с Францией. Почему? Потому что германское могущество все возрастает». Наконец, в 1891 году заключается настоящий союз с Францией, а в начале ХХ века «Англия и Россия, два соперника, объединяются против германской опасности».
Как бы ни объяснялась тайна этой «выдержанной, вековой политики европейского равновесия», проводившаяся русскими Императорами, – «бесспорно, что если Европа пользовалась целый век миром, лишь с перерывом от 1848 до 1878 года, то она обязана этим в значительной степени такой русской политике. В течение века Европа и Америка были на банкете всеобщего благоденствия – гостями и почти прихлебателями русских Царей.
Международные отношения проходят через очень непростой период, и Россия, как уже не раз бывало в истории, оказалась на перекрестке ключевых тенденций, во многом определяющих вектор будущего мирового развития.
В этой связи высказываются разные точки зрения, включая сомнения относительно того, достаточно ли трезво мы оцениваем международную ситуацию и собственные позиции в мире. Вновь слышны отголоски извечных для России споров между «западниками» и сторонниками собственного, уникального пути. Есть и те – и внутри страны, и за границей, – кто склонен полагать, что Россия чуть ли не обречена вечно быть отстающей или «догоняющей» страной, вынуждена постоянно подстраиваться под придуманные другими правила игры и поэтому не может в полный голос заявлять о своей роли в мировых делах. Хотелось бы в данном контексте высказать некоторые соображения в увязке с историческими примерами и параллелями.
Давно замечено, что продуманная политика не может существовать в отрыве от исторической перспективы. Обращение к истории тем более оправданно, что в последний период отмечался целый ряд юбилейных дат. В прошлом году мы праздновали семидесятилетие Великой победы , в позапрошлом – вспоминали о начале сто лет назад Первой мировой войны. В 2012 г. отмечалось двухсотлетие Бородинской битвы, а также четырехсотлетие освобождения Москвы от польских захватчиков. Если вдуматься, эти вехи недвусмысленно свидетельствуют об особой роли России в европейской и мировой истории.
Исторические факты не подтверждают расхожий тезис о том, что Россия, дескать, всегда находилась на европейских задворках, была аутсайдером европейской политики. Напомню в этой связи о том, что крещение Руси в 988 г. – кстати, 1025 лет этого события также отмечалось недавно, – способствовало рывку в развитии государственных институтов, социальных отношений и культуры, превращению Киевской Руси в полноправного члена тогдашнего европейского сообщества. В то время династические браки являлись лучшим индикатором роли страны в системе международных отношений, и сам за себя говорит тот факт, что в XI столетии сразу три дочери великого князя Ярослава Мудрого стали королевами соответственно Норвегии и Дании, Венгрии, Франции, его сестра – женой польского короля, а внучка вышла замуж за германского императора.
Многочисленные научные исследования свидетельствуют о высоком – нередко более высоком, чем в западноевропейских государствах – культурном и духовном уровне развития тогдашней Руси. Ее вписанность в общеевропейский контекст признается многими видными западными мыслителями. Но при этом русский народ, имея собственную культурную матрицу, свою духовность, никогда не сливался с Западом. В этой связи уместно вспомнить трагическую и во многом переломную для нашего народа эпоху монгольского нашествия. Александр Пушкин писал: «Варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились в степи своего Востока. Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией». Хорошо известно и альтернативное мнение Льва Николаевича Гумилева о том, что монгольское нашествие способствовало формированию обновленного русского этноса, что Великая степь дала нам дополнительный импульс в развитии.
Как бы то ни было, очевидно, что тот период крайне важен для утверждения самостоятельной роли русского государства на евразийском пространстве. Вспомним в этой связи политику великого князя Александра Невского, который принял временное подчинение в целом веротерпимым правителям Золотой Орды, чтобы отстоять право русского человека иметь свою веру, самому распоряжаться своей судьбой вопреки попыткам европейского Запада полностью подчинить русские земли, лишить их собственной идентичности. Такая мудрая, дальновидная политика, убежден, осталась в наших генах.
Русь согнулась, но не сломалась под тяжестью монгольского ига и смогла выйти из этого тяжелого испытания в качестве единого государства, которое впоследствии и на Западе, и на Востоке стали рассматривать как своего рода наследника павшей в 1453 г. Византийской империи. Внушительная по размерам страна, раскинувшаяся практически по всему восточному периметру Европы, начала органично прирастать огромными территориями Урала и Сибири. И уже тогда она играла роль мощного балансирующего фактора в общеевропейских политических комбинациях, включая знаменитую Тридцатилетнюю войну, по итогам которой в Европе сложилась Вестфальская система международных отношений, принципы которой, прежде всего уважение государственного суверенитета, имеют значение и сегодня.
Здесь мы подходим к дилемме, которая давала о себе знать на протяжении нескольких столетий. С одной стороны, быстро развивающееся Московское государство естественным образом все более весомо проявляло себя в европейских делах, с другой – европейские страны испытывали опасения в отношении нарождавшегося гиганта на востоке и предпринимали шаги для того, чтобы по возможности изолировать его, не допустить до участия в наиболее важных делах континента.
Из тех же времен – кажущееся противоречие между традиционным общественным укладом и стремлением к модернизации с использованием наиболее передового опыта. На самом деле энергично развивающееся государство не может не пытаться осуществить рывок вперед с опорой на современные технологии, что не означает обязательного отказа от своего «культурного кода». Мы знаем множество примеров модернизации восточных обществ, которые не сопровождались радикальным сломом традиций. Это тем более верно для России, которая по своей глубинной сути является одной из ветвей европейской цивилизации.
Кстати, запрос на модернизацию с использованием европейских достижений отчетливо проявился в российском обществе еще при царе Алексее Михайловиче, а Петр I с его талантом и энергией придал этому императиву взрывной характер. С опорой на жесткие меры внутри страны, на решительную и успешную внешнюю политику первый русский император за два с небольшим десятилетия сумел выдвинуть Россию в разряд ведущих государств Европы. С тех пор с Россией уже не могут не считаться, ни один серьезный европейский вопрос невозможно решить без учета российского мнения.
Нельзя сказать, что такое положение дел всех устраивало. На протяжении последующих столетий вновь и вновь повторялись попытки вернуть нашу страну на допетровские рубежи. Но этим расчетам не суждено было сбыться. Уже в середине XVIII века Россия выходит на ключевую роль в общеевропейском конфликте – Семилетней войне. Русские войска тогда триумфально вошли в Берлин – столицу считавшегося непобедимым прусского короля Фридриха II, – и лишь неожиданная кончина императрицы Елизаветы Петровны и восшествие на российский престол симпатизировавшего Фридриху Петра III спасло Пруссию от неминуемого разгрома. Этот поворот событий в истории Германии до сих пор именуется «чудом Бранденбургского дома». Размеры, мощь и влияние России существенно укрепились в период правления Екатерины Великой, достигнув такого положения, когда, по выражению канцлера тех времен Александра Безбородко, «ни одна пушка в Европе без позволения нашего выпалить не смела».
Хотел бы привести мнение известного исследователя российской истории, постоянного секретаря французской Академии Элен Каррер д’Анкос о том, что Российская империя по совокупности всех параметров – размеров, способности управлять своими территориями, долговечности существования – являлась величайшей империей всех времен. При этом она вслед за Николаем Бердяевым отстаивает ту точку зрения, что России историей предназначена великая миссия связующего звена между Востоком и Западом.
На протяжении по крайней мере двух с лишним последних столетий любые попытки объединить Европу без России и против нее неизменно оканчивались тяжелыми трагедиями, преодолевать последствия которых всякий раз удавалось лишь при решающем участии нашей страны. Имею в виду, в частности, наполеоновские войны, по завершении которых именно Россия выступила спасительницей системы международных отношений, основанной на балансе сил и взаимном учете национальных интересов и исключающей тотальное доминирование на европейском континенте какого-либо одного государства. Мы помним, что император Александр I принял самое непосредственное участие в выработке решений 1815 г., которые обеспечивали развитие континента без серьезных вооруженных конфликтов на протяжении последующих сорока лет.
Кстати, идеи Александра I можно в определенном смысле считать прообразом концепции подчинения национальных интересов общим целям, имея в виду прежде всего поддержание мира и порядка в Европе. Как говорил российский император, «не может быть более политики английской, французской, русской, австрийской; существует только одна политика – общая, которая должна быть принята и народами, и государями для общего счастья».
Венская система была разрушена опять-таки на волне стремления вытолкнуть Россию на европейскую обочину, которым был одержим Париж в период правления императора Наполеона III. В попытке сколотить антироссийский альянс французский монарх был готов, как незадачливый гроссмейстер, жертвовать всеми остальными фигурами. Чем это обернулось? Да, Россия потерпела поражение в Крымской войне 1853–1856 гг., последствия которой ей через не очень продолжительное время удалось стряхнуть с себя благодаря последовательной и дальновидной политике канцлера Александра Михайловича Горчакова. Что же касается Наполеона III, то его правление закончилось в немецком плену, и кошмар франко-германского противостояния на долгие десятилетия навис над Западной Европой.
Приведу еще один эпизод, связанный с Крымской войной. Как известно, австрийский император тогда отказался помочь России, которая за несколько лет до этого, в 1849 г., пришла ему на выручку в период венгерского восстания. Известны слова, сказанные по этому поводу австрийским министром иностранных дел Феликсом Шварценбергом: «Мы поразим Европу своей неблагодарностью». В целом можно сказать, что разбалансировка общеевропейских механизмов запустила процессы, которые привели к развязыванию Первой мировой войны.
Отмечу, что и тогда российская дипломатия выступала с идеями, опережающими свое время. Сейчас не очень часто вспоминают о созванных по инициативе императора Николая II Гаагских мирных конференциях 1899 г. и 1907 г., которые были первыми попытками договориться о том, чтобы развернуть вспять гонку вооружений и подготовку к разрушительной войне.
Первая мировая война привела к гибели и бесчисленным страданиям миллионов людей и крушению четырех империй. В этой связи уместно вспомнить еще об одном юбилее, который предстоит в будущем году, – столетии русской революции. Сейчас остро стоит задача выработки сбалансированной, объективной оценки тех событий, тем более в условиях, когда, особенно на Западе, находится немало желающих использовать эту дату для новых информационных атак на Россию, представить революцию 1917 г. в виде какого-то варварского переворота, чуть ли не столкнувшего под откос последующую европейскую историю. Хуже того – поставить советский режим на одну доску с нацизмом, возложить на него часть ответственности за развязывание Второй мировой войны.
Без сомнения, революция 1917 г. и последовавшая Гражданская война были тяжелейшей трагедией для нашего народа. Однако трагедиями были и все другие революции. Это не мешает, скажем, нашим французским коллегам превозносить свои потрясения, которые помимо лозунгов свободы, равенства и братства принесли гильотину и реки крови.
Невозможно отрицать, что русская революция была величайшим событием в плане воздействия на мировую историю, причем воздействия неоднозначного и многопланового. Она стала своего рода экспериментом по реализации на практике социалистических идей, имевших тогда широчайшее распространение в Европе, и ее поддержка со стороны населения опиралась в том числе на стремление значительной его части к социальной организации при опоре на коллективные, общинные начала.
Для серьезных исследователей очевидно огромное влияние преобразований в Советском Союзе на процессы формирования так называемого социального государства или «общества всеобщего благоденствия» в Западной Европе в период после Второй мировой войны. Правительства европейских государств пошли на внедрение беспрецедентных мер социальной защиты именно под воздействием примера Советского Союза и в стремлении выбить почву из-под ног левых политических сил.
Можно сказать, что сорок лет после Второй мировой войны стали удивительно благоприятным периодом для развития Западной Европы, которая была избавлена от необходимости принятия собственных крупных решений и под своего рода «зонтиком» американо-советского противостояния получила уникальные возможности спокойного развития. В этих условиях в западноевропейских странах были отчасти реализованы идеи конвергенции капиталистической и социалистической моделей, которые в качестве предпочтительной формы социально-экономического прогресса выдвигались Питиримом Сорокиным и другими выдающимися мыслителями двадцатого столетия. А теперь мы в течение уже пары десятков лет наблюдаем и в Европе, и в США обратный процесс: сокращение прослойки среднего класса, усиление социального неравенства, демонтаж механизмов контроля крупного бизнеса.
Бесспорна роль, которую Советский Союз сыграл в вопросах деколонизации, в подтверждении в международных отношениях таких принципов, как независимое развитие государств, их право самостоятельно определять свое будущее.
Не буду подробно останавливаться на моментах, связанных со сползанием Европы ко Второй мировой войне. Очевидно, что здесь опять роковую роль сыграли антироссийские устремления европейских элит, их желание натравить на Советский Союз гитлеровскую военную машину. И вновь выправлять положение дел после этой страшнейшей катастрофы пришлось с ключевым участием нашей страны в определении параметров и европейского, и теперь уже мирового порядка.
В этом контексте разговоры о «столкновении двух тоталитаризмов», которые сейчас активно внедряются в европейское сознание, в том числе на уровне школьных учебников, безосновательны и безнравственны. Советский Союз, при всех пороках существовавшей тогда в нашей стране системы, не ставил перед собой цели уничтожения целых народов. Вспомним Уинстона Черчилля, который всю свою жизнь был принципиальным противником СССР и сыграл большую роль в развороте от союзничества времен Второй мировой к новому противостоянию с Советским Союзом. Он, тем не менее, вполне искренне признавал: «Концепция добронравия – жить по совести – это по-русски».
Кстати, если честно смотреть на положение небольших европейских государств, которые раньше входили в Варшавский договор, а теперь – в НАТО и ЕС, то очевидно, что речь должна идти отнюдь не о переходе от подчинения к свободе, о чем так любят рассуждать западные идеологи, а скорее о смене лидера. Об этом недавно хорошо сказал российский Президент Владимир Путин, да и представители этих стран за закрытыми дверями признают, что не способны принимать сколь-либо значимые решения без отмашки из Вашингтона и Брюсселя.
Думается, в контексте столетия русской революции нам очень важно глубоко осознать непрерывность российской истории, из которой невозможно вымарать какие-то отдельные периоды, и важность синтеза всего массива наработанных нашим народом позитивных традиций и исторического опыта в качестве основы для энергичного продвижения вперед и утверждения по праву принадлежащей нашей стране роли одного из ведущих центров современного мира, поставщика ценностей развития, безопасности и стабильности.
Послевоенный миропорядок, опиравшийся на противостояние двух систем, был, разумеется, далек от идеального, но он, тем не менее, позволил сохранить основы международного мира и избежать самого страшного – искушения прибегнуть к массированному применению оказавшегося в руках политиков оружия массового уничтожения, прежде всего ядерного. Укоренившийся на Западе в связи с распадом Советского Союза миф о победе в холодной войне оснований под собой не имеет. Это была воля народа нашей страны к переменам, помноженная на неблагоприятное стечение обстоятельств.
Эти события привели, без преувеличения, к тектоническим сдвигам в международном ландшафте, к серьезнейшему изменению всей картины мировой политики. При этом выход из холодной войны и связанного с ней непримиримого идеологического противостояния открывал уникальные возможности для переустройства европейской архитектуры на принципах неделимой и равной безопасности и широкого сотрудничества без разделительных линий.
Появлялся реальный шанс на решительное преодоление раскола Европы и реализацию мечты об общем европейском доме, в поддержку чего выступали многие мыслители и политики на континенте, включая президента Франции Шарля де Голля. Наша страна была полностью открыта для такого варианта и выступала с многочисленными предложениями и инициативами на этот счет. Совершенно логичным было бы создание новых основ европейской безопасности через усиление военно-политического компонента Организации по безопасности и сотрудничеству в Европе. Владимир Путин в интервью немецкому изданию Bild недавно приводил высказывание видного германского политика Эгона Бара, который выдвигал подобные идеи.
Западные партнеры, к сожалению, пошли по другому пути, выбрали вариант расширения НАТО на Восток, приближения к российским границам контролируемого ими геополитического пространства. Именно в этом заключается корень тех системных проблем, от которых сегодня страдают отношения России с США и Европейским союзом. Примечательно, что Джордж Кеннан, который считается одним из творцов американской политики сдерживания СССР, в конце жизни назвал решение о расширении Североатлантического альянса трагической ошибкой.
Глубинная проблема, связанная с таким западным курсом, заключается еще и в том, что конструировался он без должного учета общемирового контекста. А ведь современный мир в условиях глобализации отличается беспрецедентной взаимозависимостью различных государств, и сегодня отношения между Россией и ЕС уже невозможно выстраивать так, как если бы они все еще, как в период холодной войны, были в эпицентре мировой политики. Нельзя не принимать в расчет мощные процессы, которые происходят в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Африке, в Латинской Америке.
Главной приметой современного этапа являются стремительные перемены во всех сферах международной жизни. Причем они часто принимают неожиданное для всех направление. Например, сегодня очевидна несостоятельность популярной в 1990-е гг. концепции «конца истории», авторство которой принадлежит известному американскому социологу и политическому исследователю Фрэнсису Фукуяме. Она предполагала, что бурное развитие глобализации знаменует собой окончательную победу либерально-капиталистической модели, а задача всех остальных заключается лишь в том, чтобы побыстрее к ней подстраиваться под руководством мудрых западных учителей.
На деле же второе издание глобализации (предыдущая ее волна случилась перед Первой мировой войной) привело к рассредоточению глобальной экономической мощи и, соответственно, политического влияния, к появлению новых крупных центров силы, прежде всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Наиболее яркий пример – резкий рывок вперед Китая, который благодаря беспрецедентным темпам экономического роста в течение трех десятилетий вышел на позиции второй, а в соответствии с подсчетами по паритету покупательной способности – уже и первой экономики мира. На этом фоне можно воспринимать, как говорится, в качестве «медицинского факта» множественность моделей развития, что исключает унылое однообразие в рамках единой – западной – системы координат.
Соответственно, произошло относительное сокращение влияния так называемого «исторического Запада», который на протяжении практически пяти веков привык видеть себя в роли вершителя судеб человечества. Обострилась конкуренция по вопросу о формировании контуров мироустройства XXI века. Причем переход от холодной войны к новой международной системе оказался намного более длительным и болезненным, чем это виделось 20–25 лет назад.
На таком фоне один из базовых вопросов в международных делах сегодня заключается в том, какую форму принимает эта в целом естественная конкуренция между ведущими мировыми державами. Мы видим, как США и ведомый ими западный альянс пытаются любыми средствами сохранить доминирующие позиции или, если использовать американскую лексику, обеспечить свое «глобальное лидерство». В ход идут самые разные методы давления, экономические санкции, а то и прямая силовая интервенция. Ведутся широкомасштабные информационные войны. Отработаны технологии неконституционной смены режимов путем осуществления «цветных революций». При этом для народов, являющихся объектами таких действий, демократические революции оказываются разрушительными. И наша страна, прошедшая в своей истории через период поощрения искусственных преобразований за рубежом, твердо исходит из предпочтительности эволюционных перемен, которые должны осуществляться в формах и со скоростью, соответствующих традициям и уровню развития того или иного общества.
Россию в западной пропаганде принято сейчас обвинять в «ревизионизме», в якобы имеющемся у нас стремлении разрушить сложившуюся международную систему, как будто это мы бомбили Югославию в 1999 г. в нарушение Устава ООН и Хельсинкского заключительного акта . Как будто это Россия игнорировала международное право, вторгаясь в Ирак в 2003 г., и извращала резолюции Совета Безопасности ООН , свергая силовым путем режим Муаммара Каддафи в Ливии в 2011-м. Эти примеры можно продолжать.
Рассуждения о «ревизионизме» не выдерживают критики и базируются по существу на простой до примитивности логике, предполагающей, что «заказывать музыку» в мировых делах сегодня может только Вашингтон. В соответствии с таким подходом получается, что на международный уровень переместился сформулированный когда-то Джорджем Оруэллом принцип: все равны, но некоторые более равны, чем другие. Однако международные отношения сегодня – слишком сложный механизм, чтобы им можно было управлять из какого-то одного центра. Это подтверждают результаты американского вмешательства: в Ливии государства по сути не существует, Ирак балансирует на грани распада – и далее по списку.
Надежное решение проблем современного мира может быть обеспечено только через серьезное, честное сотрудничество ведущих государств и их объединений в интересах решения общих задач. Такое взаимодействие должно учитывать многоцветие современного мира, его культурно-цивилизационное многообразие, отражать интересы основных компонентов международного сообщества.
Практика показывает, что когда эти принципы применяются на деле, удается добиться конкретных, весомых результатов. Упомяну, в частности, заключение соглашения по урегулированию вопросов, связанных с , выработку основных параметров глобального соглашения по климату. Это свидетельствует о необходимости восстановления культуры поиска компромиссов, опоры на дипломатическую работу, которая может быть сложной, даже изматывающей, но которая остается, тем не менее, по сути единственным путем обеспечения взаимоприемлемого решения проблем мирными средствами.
Такие наши подходы разделяет сегодня большинство государств мира, включая китайских партнеров, другие страны БРИКС , ШОС , наших друзей в ЕАЭС , ОДКБ , СНГ . Другими словами, можно сказать, что Россия борется не против кого-то, а за решение всех вопросов на равноправной, взаимоуважительной основе, что только и может быть надежным фундаментом долгосрочного оздоровления международных отношений.
Важнейшей задачей считаем объединение усилий против не надуманных, а совершенно реальных вызовов, среди которых главным является сегодня террористическая агрессия. Экстремистам из ИГИЛ, «Джабхат ан-Нусры» и другим подобным удалось впервые поставить под контроль значительные территории в Сирии и Ираке, они пытаются распространить свое влияние на другие страны и регионы, совершают теракты по всему миру. Недооценку этой опасности нельзя расценивать иначе как преступную близорукость.
Президент России призвал к формированию широкого фронта для нанесения террористам военного поражения . Серьезный вклад в эти усилия вносят Воздушно-космические силы России. Одновременно энергично работаем в интересах налаживания коллективных действий по политическому урегулированию конфликтов в этом охваченном глубоким кризисом регионе.
Но подчеркну – долгосрочный успех может быть достигнут только на основе продвижения к партнерству цивилизаций, опирающемуся на уважительное взаимодействие различных культур и религий. Считаем, что общечеловеческая солидарность должна иметь нравственную основу, формируемую традиционными ценностями, которые являются во многом общими для ведущих мировых вероисповеданий. Хотел бы в этой связи обратить внимание на совместное заявление Патриарха Кирилла и Папы Римского Франциска , в котором, в частности, выражается поддержка семьи как естественного средоточия жизни человека и общества.
Повторю – мы не стремимся к конфронтации ни с США, ни с Евросоюзом, ни с НАТО. Наоборот, Россия открыта для самого широкого взаимодействия с западными партнерами. По-прежнему считаем, что наилучшим способом обеспечения интересов народов, проживающих на европейском континенте, было бы формирование общего экономического и гуманитарного пространства, простирающегося от Атлантики до Тихого океана, так чтобы недавно сформированный Евразийский экономический союз смог стать интегрирующим звеном между Европой и АТР. Стремимся делать все, что от нас зависит, для преодоления препятствий на этом пути, включая урегулирование на основе Минских договоренностей украинского кризиса , спровоцированного госпереворотом в Киеве в феврале 2014 года.
Сошлюсь на мнение такого умудренного жизнью и опытом политика, как Генри Киссинджер, который, выступая недавно в Москве, сказал, что «Россию следует рассматривать как ключевой элемент любого глобального равновесия, а не как прежде всего угрозу Соединенным Штатам… Я выступаю, – подчеркнул он, – за возможность диалога с целью обеспечения нашего общего будущего, а не для углубления конфликтов. Для этого требуется уважение обеими сторонами жизненных ценностей и интересов друг друга». Мы придерживаемся именно такого подхода. И мы продолжим отстаивать в международных делах принципы права и справедливости.
Русский философ Иван Ильин, размышляя о роли России в мире в качестве великой державы, подчеркивал, что «великодержавие определяется не размером территории и не числом жителей, но способностью народа и его правительства брать на себя бремя великих международных задач и творчески справляться с этими задачами. Великая держава есть та, которая, утверждая свое бытие, свой интерес, … вносит творческую, устрояющую, правовую идею во весь сонм народов, во весь “концерт” народов и держав». С этим трудно не согласиться.
Из книги Империя - I [с иллюстрациями] автора15. Имя «венгерский» в титуле русских государей В полном титуле русских государей как до Романовых, так и при них, присутствовал титул Югорский, то есть Венгерский. Таков, в частности, даже титул русского царя, приведенный, например в , с.76. А также во многих других
Из книги Славянское завоевание мира автора Носовский Глеб Владимирович16. Слово «Венгерский» в титуле русских государей Хорошо известно, что в полном титуле русских государей, как до Романовых, так и при них, присутствовало слово ЮГОРСКИЙ, то есть ВЕНГЕРСКИЙ. Таков, в частности, и титул русского царя, приведенный Орбини. Он пишет:«Государь
Из книги История Российская. Часть 1 автора Татищев Василий НикитичГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ О РОДОСЛОВИИ ГОСУДАРЕЙ РУССКИХ 1. Родословия. Причисление к родам. Генеалогия слово греческое, по-славянски родословие, представляет собой знание о людях, в истории мира заметный след оставивших, по их началу и происхождению. В чем именно, особенно
Из книги Мифы и правда о погромах автора Платонов Олег АнатольевичЗ. «Митинг» 18 октября, внутри здания Киевской городской Думы. - Изорвание евреями и их шаббесгоями портретов Русских Государей. - Погром сынов Иуды в Киеве - Если бы где-либо, на ярмарке, продавался стыд, я отдал бы вес свои деньги евреям, - пусть бы они, хотя
Из книги Кто изобрел современную физику? От маятника Галилея до квантовой гравитации автора Горелик Геннадий Ефимович Из книги Русский код развития автора Нарочницкая Наталия АлексеевнаПрава человека и мировая политика: концепции и реальность Правозащитная проблематика давно намеренно превращена в сознании обывателя западной цивилизации чуть ли не в основной аспект жизни общества. Достаточно набившие оскомину клише заполняют информационное поле, на
Из книги История Кореи: с древности до начала XXI в. автора Курбанов Сергей Олегович§ 1. Политика корейских государей по отношению к буддизму и конфуцианству в XV - начале XVI века Поскольку изначально буддизм и конфуцианство «обслуживали» разные сферы общественной жизни, первое - духовную, а второе - политическую, то приход к власти новых
Из книги Книга 1. Империя [Славянское завоевание мира. Европа. Китай. Япония. Русь как средневековая метрополия Великой Империи] автора Носовский Глеб Владимирович15. Имя «венгерский» в титуле русских государей В полном титуле русских государей, как до Романовых, так и при них, присутствовал титул ЮГОРСКИЙ, то есть ВЕНГЕРСКИЙ. Таков, в частности, даже титул русского царя, приведенный, например в , с. 76. А также во многих других
Из книги Загадки истории России автора Непомнящий Николай НиколаевичЧто же такое библиотека русских государей? Царское и русское национальное богатство, достояние Руси, а теперь России. Впрочем, это достояние можно уверенно называть утраченным или сокрытым в неизвестном тайнике «сокровищем мировой цивилизации». Именно здесь мы
Из книги Исторический маразм Кремля и «Болота» [Россией правят двоечники!] автора Нерсесов Юрий АркадьевичИван Грозный - единственный из 106 русских государей, которого нет на памятнике «Тысячелетие России» Если вам придется побывать в Великом Новгороде, поглядите внимательно на памятник «Тысячелетие России», воздвигнутый в 1862 году. Среди 106 всех русских государей,
Из книги Алфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови автора Хмыров Михаил ДмитриевичАлфавитно-справочный перечень государей русских и замечательнейших особ их крови Михаил Дмитриевич Хмыров1870Составители современного издания:Елизавета Константиновна Авраменко,Сергей Степанович Атапин,Любовь Павловна Колосова.«САТИС» СПб 1993
Из книги Золотая эпоха морского разбоя автора Копелев Дмитрий НиколаевичГЛАВА 3. МОРСКОЙ РАЗБОЙ И МИРОВАЯ ПОЛИТИКА Тордесильясский договор и «закрытое море» Вторая половина XV в. ознаменовалась в истории мировой цивилизации грандиозными свершениями. Наступила эпоха Великих географических открытий. В поисках богатств. «Индий» - вожделенной
Из книги Хронология российской истории автора Конт ФрансисМировая война и внешняя политика - 26 окт. (8 нояб.). Декрет о мире: в нем содержится предложение ко всем воюющим сторонам немедленно начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций.- 1 (14) нояб. После бегства А. Керенского
Из книги Всемирная история: в 6 томах. Том 5: Мир в XIX веке автора Коллектив авторовМировая политика последней трети XIX - начала XX века Европейское равновесиеРеволюции, национальные войны и освободительные восстания, чередой сотрясавшие Европу в течение почти четверти столетия - с 1848 по 1871 г., - заметно изменили ее облик. Столь значительной ревизии
Из книги Пре$тупный интернационал в центре Европы [Как NATO создают государства-бандиты] автора Пономарёва Елена ГеоргиевнаЗаключение. Государство-бандит и мировая политика История - это политика, которую уже нельзя исправить. Политика - это история, которую еще можно исправить. Зигмунд Графф Мафиозная государственность подобно вирусу расширяет ареал своего распространения. Можно даже
Из книги Русское влияние в Евразии. Геополитическая история от становления государства до времен Путина автора Леклерк АрноРоссия: интересы в ближнем зарубежье и мировая политика Andolenko (g?n?ral): Histoire de l’Arm?e russe, Flammarion, Paris, 1967Boyer Yves et Facon Isabelle: La politique de s?curit? de la Russie. Entre continuit? et rupture, Ellipses et Fondation de la Recherche Strat?gique, Paris, 2000Caulier Emmanuel: «Le retour de la Russie sur la sc?ne g?ostrat?gique» in Enjeux diplomatiques et strat?giques 2008, Economica, Paris, 2008Facon Isabelle.
I .
21 января 1933 года в № 4690 французского журнала L"I llustration была напечатана достопримечательная статья итальянского историка Гуилельмо Ферреро, проведшего последнюю часть своей жизни в Женеве и скончавшегося там же в 1941 году.
Статья, озаглавленная «Прежняя Россия и мировое равновесие», высказывает ряд верных и справедливых мыслей о мировой политике русских Государей в 19 веке. Эти мысли прозвучали в Европе как в стране глухонемых и не оказали, конечно, ни малейшего влияния на укоренившееся здесь общественное мнение. Европа не знает России, не понимает ее народа, ее истории, ее общественно-политического строя и ее веры. Она никогда не понимала и ее Государей, огромности их задания, их политики, благородства их намерений и человеческого предела их возможностей…
И, странное дело, каждый раз, как кто-нибудь знающий пытается высказать правду и поправить дело всеобщего невежества, он наталкивается на уклончивое безразличие и недружелюбное молчание. Ему не возражают, его не опровергают, а просто - «остаются при своем». Европе не нужна правда о России; ей нужна удобная для нее неправда . Ее пресса готова печатать о нас самый последний вздор, если этот вздор имеет характер хулы и поношения. Достаточно любому ненавистнику России, напр., из «Грушевских украинцев», распространиться о пресловутом поддельном «завещании Петра Великого», о «московитском империализме», якобы тождественном с коммунистическим мирозавоеванием, и о «терроре царизма», - и европейские газеты принимают эту лживую болтовню всерьез, как новое оправдание для их застарелого предубеждения. Им достаточно произнести это политически и филологически-фальшивое словечко «царизм», - и они уже понимают друг друга, укрывая за ним целое гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы…
Нам надо понять это отношение, это нежелание правды, эту боязнь действительности. Все видимое преклонение европейца перед «точным знанием», перед «энциклопедической образованностью», перед «достоверной информацией», словом, - вся этика истины - смолкает, как только дело коснется России. Европейцам «нужна» дурная Россия: варварская , чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами , чтобы ее можно было расчленить; завоевательная , чтобы организовать коалицию против нее; реакционная , чтобы оправдать в ней революцию и требовать для нее республики; религиозно-разлагающаяся , чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать не ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии. Но если эту «гнилую» Россию можно стратегически использовать, тогда европейцы готовы заключить с ней союзы и требовать от нее военных усилий «до последней капли ее крови»…
И вот когда в такой атмосфере кто-нибудь из них скажет несколько правдивых и справедливых слов о России, то мы должны выделить их из общего хора голосов.
Ферреро, как и другие, не знает истории России и не разумеет ни ее судьбы, ни ее строя, ни ее задач. Для него, как и для всех европейцев (о, как редкостны исключения!), Россия есть «далекая, полуварварская империя», «олигархия восточных сатрапов», страна «деспотизма, подмявшего под себя сто миллионов людей», «огромное военное государство, основанное и управляемое мечом, эксцентричное, наполовину оевропеившееся»… Кроме этих мертвых пошлостей, он не знает о России ничего. И потому - понять и объяснить мировую политику ее Государей - он не может. Но он это честно выговаривает: «Эта политика», упорно и потомственно добивавшаяся в Европе и в Азии «устойчивого равновесия», есть для него «одна из великих тайн истории 19 века», которую «важно было бы изучить и понять». И вот Ферреро имеет мужество признать эту политику, точно формулировать ее сущность и ее значение для всего мира и с величайшею тревогою отметить ее вынужденное прекращение . Предоставим слово ему самому.
Девятнадцатый век принес Европе «очень немного войн», «мало кровавых и мало разорительных, кроме разве войны 1870 года. Германия, Франция, Англия, Соединенные Штаты - гордились до самого 1914 года тем порядком и миром , которые господствовали во вселенной в течение целого века, тем богатством , которое им удалось извлечь из этого порядка и мира», и соответствующим прогрессом. Все эти «чудеса, ослепившие 19 век, они считали своим делом и своею гордостью . Но теперь мы знаем, что мы тут были ни при чем , что это был почти бесплатный дар, поднесенный Германии, Франции, Англии, Соединенным Штатам, всему Западу - последними наследниками Византии », т. е. Царями.
«После 1918 года мы слишком скоро забыли, что с 1815 года до 1914 года, в течение века, Россия была великой силой равновесия в Европе ». «С 1815 года до 1870 года Россия поддерживала и подкрепляла германский мир , помогая ему прямо и косвенно. В 1849 году она спасла Австрию, послав в Венгрию свою армию, чтобы подавить мадьярскую революцию. Бисмарк смог объединить Германию и создать империю между 1863-1870 годами, потому что петербургское правительство давало ему свободу, если не прямо поощряло его. Тогда в Петербурге хотели усиления Германии, чтобы она была противовесом Англии и Франции, врагам России по Крымской войне. Но после 1870 г. германский мир быстро принимает гигантские размеры и замашки. И вот Россия понемногу отделяется от него и переходит в другой лагерь. В 1875 году она помешала Германии напасть на Францию. После 1881 года»… Россия все больше и больше сближается с Францией. Почему? Потому что германское могущество все возрастает». Наконец, в 1891 году заключается настоящий союз с Францией, а в начале 20 века «Англия и Россия, два соперника, объединяются против германской опасности».
Как бы ни объяснялась тайна этой «выдержанной, вековой политики европейского равновесия», проводившейся русскими Императорами, - «бесспорно, что если Европа пользовалась целый век ми-
ром, лишь с перерывом от 1848 до 1878 года, то она обязана этим в значительной степени такой русской политике. В течение века Европа и Америка были на банкете всеобщего благоденствия гостями и почти прихлебателями русских Царей.
Но этим «парадокс не исчерпывается: эта огромная военная империя»… была также стражем порядка и мира , в Азии. Ураган, разоряющий Азию вот уже больше 20 лет (теперь уже 39 лет!), начался только в 1908 году вместе с турецкой революцией и в 1911 году вместе с китайской революцией. С 1915 года до этих революций Азия пребывала в сравнительном порядке, которым Европа широко пользовалась для распространения своего влияния и для устройства своих дел. Но этот порядок поддерживался, главным образом, страхом перед Россией. В Турции, в Персии, в Индии, в Японии - имелись англофильские партии. Все уступали интригам или даже господству Англии, потому что Англия казалась защитою против московской империи и меньшим злом». Таким образом, «обе державы помогали друг другу, ведя борьбу друг против друга; и их азиатское соперничество было самым парадоксальным сотрудничеством в мировой истории». Понятно, что «крушение царизма» в 1917 году «стало для Азии сигналом к восстанию против Европы и против западной цивилизации».
Теперь «все заняты новым правительством, овладевшим Россией», стараясь разгадать его намерения, и «забыли об империи Царей, как если бы она исчезла совсем»; а между тем «последствия ее крушения только еще начинаются ощущаться ». «Цари России уже не даруют ежедневно Европе и Азии даров мира и порядка», а «Европа и Америка не находят ничего такого, что могло бы заменить эту политику равновесия, в течение века регулирующую жизнь Вселенной».
Все это было написано в 1933 году. С тех пор произошло очень многое, подтвердившее предвидения и опасения Ферреро. Миролюбивая Россия лежит все еще в прострации, в разорении, унижении и муках. Ее место занято посягающим «на все» Советским Союзом. Это новое, в корне нерусское и враждебное национальной России псевдо-государство явилось невиданным в истории человечества революционным и военным агрессором - и мир трепещет в ожидании новой разрушительной войны. Регулятором мирового равновесия пришлось стать Соединенным Штатам.
Но вернемся к прошлому, к «неразгаданной тайне», выдвинутой в статье Ферреро.
МИРОВАЯ ПОЛИТИКА РУССКИХ ГОСУДАРЕЙ.
Первое, что необходимо установить для разъяснения выдвинутой
итальянским ученым проблемы и политической «тайны», - что между русскими Государями и русским народом существовала духовно-органическая связь . Эта связь прерывалась очень редко; и государи, не умевшие установить ее (Анна Иоанновна под влиянием Бирона, Иоанн Шестой по малолетству и Петр III по чужеземству), проходили в русской истории как тени. Иностранная кровь, вливавшаяся в русскую династию (в силу «равнородных» браков) - преодолевалась обычно уже в следующем поколении. Этому содействовали глубокие духовные обстояния. 1. Своеобразие русского духовного уклада, не совмещающегося с западноевропейским укладом и властно требующего ассимиляции. 2. Православная вера, вовлекающая в религию главное чувствилище человеческой души и не мирящаяся с формальной обрядностью и условным ханжеством. 3. Особливость русской государственной судьбы, трагической по самому своему существу: ее надо понять трепетом сердца и принять совестью и волею. 4. Сила нравственного излучения, исходившего от монархически чувствующего и водящего народа, направленного к Государю и его Дому. 5. Чуткая даровитость русских Государей, религиозно-осмысливающих свое служение и вдохновлявшихся верою в русский народ, а также, в особенности,- любовью к нему. В силу всего этого драгоценная связь между монархом и народом устанавливалась быстро и напрочно. Это давало русским Государям возможность чувствовать и созерцать свою страну, жить в основном русле его истории и мыслить из его трагической судьбы. Они, так сказать, «врастали» в Россию, чему много содействовала художественная даровитость русского человека. Русский народ, созерцая сердцем своих Государей, вовлекал их (уже в звании наследника!) в ответное сердечное созерцание, и государям, - инстинктивно и интуитивно, - открывалось самое существенное: душевный и духовный уклад русского народа, его историческая судьба, его грядущие пути и, в особенности, его опасности. Они оставались людьми и могли ошибаться (недооценивать одно и переоценивать другое); это возлагало на русских людей ― долг правды и прямого состояния перед Государем . Но в основном они редко сомневались.
К началу 19 века русский народ нуждался прежде всего и больше всего - в мире . Он провоевал, по точному исчислению генерала Сухотина и историка Ключевского, буквально две трети своей жизни - за свою национальную независимость и за свое место под солнцем, которое оспаривали у него все соседи. Эти войны столетиями растрачивали его лучшие силы: гибли самые верные, самые храбрые, самые сильные духом, волею и телом. Эти войны задержали его культурный и хозяйственный рост. Им надо было положить конец. А между тем с семилетней войной (1756-1762) Россия была вовлечена в западноевропейские трения и войны: она стала членом «европейского концерна» на положении великой державы и не могла уже отказаться от этого пути. Следование по нему принесло нам целый ряд величайших государственно-вредных осложнений: разделы Польши, суворовский поход и затяжные войны с Наполеоном, окончившиеся, как известно, опустошением ряда губерний, сожжением Москвы и ликвидационной войной за пределами России. В общем, много славы, очень много ненужного бремени и огромные потери.
После наполеоновских войн положение России выяснилось недвусмысленно. Дипломатически и стратегически «уйти из Европы» - значило бы предоставить опередившим нас европейским державам сговариваться на свободе против России, замышляя против нее недоброе, а самим пассивно ждать нового вторжения «двунадесяти язык». Этот исход был бы равносилен самопредательству. Технически же, хозяйственно и культурно этот уход был бы еще большей ошибкой. Но, оставаясь в «европейском концерте», надо было считаться с неизбежностью новых стратегических вовлечений в западные дела и соперничества. Оставалось одно - мудрое и верное: неуклонно и искусно поддерживать в Европе и Азии равновесие сил и длительное замирение.
И вот, начиная с первой французской революции, впервые показавшей европейцам весь размах этого заразительного психического заболевания масс, Россия должна была считаться с двумя кровавыми опасностями, идущими из Европы: с войной и с революцией. Это уразумели уже Екатерина II и Павел I. Что может дать России европейская война - показали тогда наполеоновские походы. Что может вызвать в России массовое восстание, показали бунт Разина, стрелецкие заговоры при Петре Великом и самозванство Пугачева. Русские государи 19 века видели обе эти опасности, которые нисколько не тревожили русскую революционную интеллигенцию. Поэтому они стремились оградить Россию и от ненужных войн, и от революционных безумий. Они хотели вывести народ, по возможности без войн и решительно без революций, на путь реформ , дальновидно подготовлявшихся Императором Николаем I и превосходно осуществленных Императором Александром II.
Ныне история подтвердила их политическую линию: строить Россию мировым равновесием сил; не допускать ее провала в стихию восстания; и повышать уровень ее культуры и правосознания. В начале 20 века, когда Россия больше всего нуждалась в мире и лояльном прогрессе - именно война и революция принесли ей невиданное в истории крушение и превратили ее в очаг мировой заразы…
В течение всего 19 века европейцы не верили - ни в миролюбие России, ни в мудрые и прогрессивные замыслы ее императоров. Они уверяли себя, что Россия стремится к территориальному расширению и желает покорить себе всех соседей. Конечно, у страха глаза велики; но ведь и сила суждения, именуемая в общежитии «умом», дается человеку на что-нибудь… Европейцы сделали себе из России что-то вроде «пугала». Это объясняется, между прочим, - провинциальностью их политического горизонта: они никогда не могли представить себе того пространства, которым Россия уже оплодотворена, и в то же время обременена ; они все воображали, что Россия с ее малою плотностью населения нуждается в их переуплотненных жителями клочках территории; они не понимали, что экспансия имеет смысл только в сторону менее населенных стран и что Россия с ее православной верою и с ее просторами никогда не могла дойти до чудовищной германской мысли - истреблять население завоеванной страны, чтобы отдать ее своим насильникам… На самом же деле - не русских тянуло завоевывать Европу, а европейцы разных государств мечтали (вослед за шведским королем Густавом Адоль-
фом!) отодвинуть Россию в Азию и отнять у нее ее «передние» европейские земли . Последние полвека наглядно подтвердили это стремление - и со стороны Германии (два похода на Россию, в Прибалтику и на Украину вплоть до Волги и Кавказа!), и со стороны Польши, определенно мотивировавшей свою экспансию на восток «необходимостью обеспечить свои грядущие поколения» коренными русскими землями и доныне заселенными русским народом.
Все это заставляет нас признать миролюбивую и уравновешенную политику русских Государей в 19 веке - национально верной, дальновидной и мудрой . Она является прямой противоположностью советскому революционному завоевательству и может казаться «империалистической» или «таинственной» только неосведомленному европейцу, раз навсегда испугавшемуся «русского колосса» и ликующему каждый раз, как ему дается повод провозгласить, что сей колосс - «на глиняных ногах». И если бы европейские газетчики знали и понимали, какая политическая глупость нужна для того, чтобы повторять их отождествление русской национальной политики «равновесия » с советской политикой революционного завоевания мира , то многие из них вырвали бы себе остатки волос на голове…
Страница сгенерирована за 0.26 секунд!
21 января 1933 года в № 4690 французского журнала «L"Illustration» была напечатана достопримечательная статья итальянского историка Гуилельмо Ферреро, проведшего последнюю часть своей жизни в Женеве и скончавшегося там же в 1941 году.
Статья, озаглавленная «Прежняя Россия и мировое равновесие» высказывает ряд верных и справедливых мыслей о мировой политике русских Государей в XIX веке. Эти мысли прозвучали в Европе, как в стране глухонемых и не оказали, конечно, ни малейшего влияния на укоренившееся здесь общественное мнение. Европа не знает России, не понимает ее народа, ее истории, ее общественно-политического строя и ее веры. Она никогда не понимала и ее Государей, огромности их задания, их политики, благородства их намерений и человеческого предела их возможностей…
И, странное дело, каждый раз, как кто-нибудь знающий пытается высказать правду и поправить дело всеобщего невежества, он наталкивается на уклончивое безразличие и недружелюбное молчание. Ему не возражают, его не опровергают, а просто – «остаются при своем». Европе не нужна правда о России; ей нужна удобная для нее неправда. Ее пресса готова печатать о нас самый последний вздор, если этот вздор имеет характер хулы и поношения. Достаточно любому ненавистнику России, напр., из «грушевских украинцев», распространиться о пресловутом поддельном «завещании Петра Великого», о «московитском империализме», якобы тождественном с коммунистическим мирозавоеванием, и о «терроре царизма», – и европейские газеты принимают эту лживую болтовню всерьез, как новое оправдание для их застарелого предубеждения. Им достаточно произнести это политически и филологически фальшивое словечко «царизм», – и они уже понимают друг друга, укрывая за ним целое гнездо дурных аффектов: страха, высокомерия, вражды, зависти и невежественной клеветы…
Нам надо понять это отношение, это нежелание правды, эту боязнь действительности. Все видимое преклонение европейца перед «точным знанием», перед «энциклопедической образованностью», перед «достоверной информацией», словом – вся этика истины – смолкает, как только дело коснется России. Европейцам «нужна» дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, чтобы оправдать в ней революцию и требовать для нее республики; религиозно разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформ или католицизма; хозяйственно несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье, или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии. Но, если эту «гнилую» Россию можно стратегически использовать, тогда европейцы готовы заключать с ней союзы и требовать от нее военных усилий «до последней капли ее крови»…
И вот, когда в такой атмосфере кто-нибудь из них скажет несколько правдивых и справедливых слов о России, то мы должны выделить их из общего хора голосов.
Ферреро, как и другие, не знает истории России и не разумеет ни ее судьбы, ни ее строя, ни ее задач. Для него, как и для всех европейцев (о как редкостны исключения!), Россия есть – «далекая, полуварварская империя», «олигархия восточных сатрапов», страна «деспотизма, подмявшего под себя сто миллионов людей, «огромное военное государство, основанное и управляемое мечом, эксцентричное, наполовину оевропеившееся»… Кроме этих мертвых пошлостей он не знает о России ничего. И потому – понять и объяснить мировую политику ее Государей – он не может. Но он это честно выговаривает: «Эта политика», упорно и потомственно добивавшаяся в Европе и в Азии «устойчивого равновесия», есть для него «одна из великих тайн истории XIX века», которую «важно было бы изучить и понять». И вот Ферреро имеет мужество признать эту политику, точно формулировать ее сущность и ее значение для всего мира и с величайшею тревогою отметит ее вынужденное прекращение. Предоставим слово ему самому.
Девятнадцатый век принес Европе «очень немного войн», «мало кровавых и мало разорительных, кроме разве войны 1870 года. Германия, Франция, Англия, Соединенные Штаты – гордились до самого 1914 года тем порядком и миром, которые господствовали во вселенной в течение целого века, тем богатством, которое им удалось извлечь из этого порядка и мира, и соответствующим прогрессом. Все эти «чудеса, ослепившие XIX век», они считали своим делом и своею гордостью. Но теперь мы знаем, что мы тут были ни при чем, что это был почти бесплатный дар, поднесенный Германии, Франции, Англии, Соединенным Штатам, всему Западу – последними наследниками Византии», т. е. русскими Царями.
«После 1918 года мы слишком скоро забыли, что с 1815 года до 1914 года, в течение века, Россия была великой силой равновесия в Европе». «С 1815 до 1870 года Россия поддерживала и подкрепляла германский мир, помогая ему прямо и косвенно. В 1849 году она спасла Австрию, послав в Венгрию свою армию, чтобы подавить мадьярскую революцию. Бисмарк смог объединить Германию и создать империю между 1863–1870 годами, потому что петербургское правительство давало ему свободу, если не прямо поощряло его. Тогда в Петербурге хотели усиления Германии, чтобы она была противовесом Англии и Франции, врагам России по Крымской войне. Но после 1870 г. германский мир быстро принимает гигантские размеры и замашки. И вот Россия понемногу отделяется от него и переходит в другой лагерь. В 1875 году она помешала Германии напасть на Францию. После 1881 года»… «Россия все больше и больше сближается с Францией. Почему? Потому что германское могущество все возрастает». Наконец, в 1891 году заключается настоящий союз с Францией, а в начале ХХ века «Англия и Россия, два соперника, объединяются против германской опасности».
Как бы ни объяснялась тайна этой «выдержанной, вековой политики европейского равновесия», проводившаяся русскими Императорами, – «бесспорно, что если Европа пользовалась целый век миром, лишь с перерывом от 1848 до 1878 года, то она обязана этим в значительной степени такой русской политике. В течение века Европа и Америка были на банкете всеобщего благоденствия – гостями и почти прихлебателями русских Царей.
Но этим «парадокс не исчерпывается: эта огромная военная империя»… «была также стражем порядка и мира в Азии. Ураган, разоряющей Азию вот уже больше 20 лет (теперь уже 39 лет!), начался только в 1908 году вместе с турецкой революцией, и в 1911 году вместе с китайской революцией. С 1815 года до этих революций Азия пребывала в сравнительном порядке, которым Европа широко пользовалась для распространения своего влияния и для устройства своих дел. Но этот порядок поддерживался, главным образом, страхом перед Россией. В Турции, в Персии, в Индии, в Японии – имелись англофильские партии. Все уступали интригам или даже господству Англии, потому что Англия казалась защитою против московской империи и меньшим злом». Таким образом, «обе державы помогали друг другу, ведя борьбу друг против друга; и их азиатское соперничество было самым парадоксальным сотрудничеством в мировой истории». Понятно, что «крушение царизма» в 1917 году «стало для Азии сигналом к восстанию против Европы и против западной цивилизации».
Теперь «все заняты новым правительством, овладевшим Россией», стараясь разгадать его намерения, и «забыли об империи Царей, как если бы она исчезла совсем»; а между тем, «последствия ее крушения только еще начинают ощущаться». «Цари России уже не даруют ежедневно Европе и Азии даров мира и порядка», а «Европа и Америка не находят ничего такого, что могло бы заменить эту политику равновесия, в течение века регулирующую жизнь вселенной».
Все это было написано в 1933 году. С тех пор произошло очень многое, подтвердившее предвидения и опасения Ферреро. Миролюбивая Россия лежит все еще в прострации, в разорении, унижении и муках. Ее место занято посягающим «на все» Советским Союзом. Это новое, в корне нерусское и враждебное национальной России псевдогосударство явилось невиданным в истории человечества революционным и военным агрессором – и мир трепещет в ожидании новой разрушительной войны. Регулятором мирового равновесия пришлось стать Соединенным Штатам.
Но вернемся к прошлому, к «неразгаданной тайне», выдвинутой в статье Ферреро.
Первое, что необходимо установить для разъяснения выдвинутой итальянским ученым проблемы и политической «тайны», – что между русскими Государями и русским народом существовала духовно-органическая связь. Эта связь прерывалась очень редко; и государи, не умевшие установить ее (Анна Иоанновна под влиянием Бирона, Иоанн Шестой по малолетству и Петр III по чужеземству) проходили в русской истории, как тени. Иностранная кровь, вливавшаяся в русскую династию (в силу «равнородных» браков) – преодолевалась обычно уже в следующем поколении. Этому содействовали глубокие духовные обстояния: 1. Своеобразие русского духовного уклада, не совмещающегося с западноевропейским укладом и властно требующего ассимиляции. 2. Православная вера, вовлекающая в религию главное чувствилище человеческой души и не мирящаяся с формальной обрядностью и условным ханжеством. 3. Особливость русской государственной судьбы, трагической по самому своему существу: ее надо понять трепетом сердца и принять совестью и волею. 4. Сила нравственного излучения, исходившего от монархически чувствующего и волящего народа, направленного к Государю и его Дому. 5. Чуткая даровитость русских Государей, религиозно осмысливающих свое служение и вдохновлявшихся верою в русский народ, а также в особенности – любовью к нему. В силу всего этого драгоценная связь между монархом и народом устанавливалась быстро и напрочно. Это давало русским Государям возможность чувствовать и созерцать свою страну, жить в основном русле его истории и мыслить из его трагической судьбы. Они, так сказать, «врастали» в Россию, чему много содействовала художественная даровитость русского человека. Русский народ, созерцая сердцем своих Государей, вовлекал их (уже в звании наследника!) в ответное сердечное созерцание, и Государям, – инстинктивно и интуитивно, – открывалось самое существенное: душевный и духовный уклад русского народа, его историческая судьба, его грядущие пути и, в особенности, его опасности. Они оставались людьми и могли ошибаться (недооценивать одно и переоценивать другое); это возлагало на русских людей долг правды и прямого стояния перед Государем. Но в основном они редко сомневались.
К началу XIX века русский народ нуждался прежде всего и больше всего – в мире. Он провоевал, по точному исчислению генерала Сухотина и историка Ключевского, буквально две трети своей жизни – за свою национальную независимость и за свое место под солнцем, которое оспаривали у него все соседи. Эти войны столетиями растрачивали его лучшие силы: гибли самые верные, самые храбрые, самые сильные духом, волею и телом. Эти войны задержали его культурный и хозяйственный рост. Им надо было положить конец. А между тем с Семилетней войны (1756–1762) Россия была вовлечена в западноевропейские трения и войны: она стала членом «европейского концерта» на положении великой державы и не могла уже отказаться от этого пути. Следование по нему принесло нам целый ряд величайших государственно вредных осложнений: разделы Польши, Суворовский поход и затяжные войны с Наполеоном, окончившиеся, как известно, опустошением ряда губерний, сожжением Москвы и ликвидационной войной за пределами России. В общем, много славы, очень много ненужного бремени и огромные потери.
После наполеоновских войн положение России выяснилось недвусмысленно. Дипломатически и стратегически «уйти из Европы» – значило бы предоставить опередившим нас европейским державам сговариваться на свободе против России, замышляя против нее недоброе, а самим пассивно ждать нового вторжения «дванадесяти язык». Этот исход был бы равносилен самопредательству. Технически же, хозяйственно и культурно этот уход был бы еще большей ошибкой. Но, оставаясь в «европейском концерте», надо было считаться с неизбежностью новых стратегических вовлечений в западные дела и соперничества. Оставалось одно, – мудрое и верное: – неуклонно и искусно поддерживать в Европе и Азии равновесие сил и длительное замирение.
И вот, начиная с первой французской революции, впервые показавшей европейцам весь размах этого заразительного психического заболевания масс, Россия должна была считаться с двумя кровавыми опасностями, идущими из Европы: с войной и с революцией. Это уразумели уже Екатерина II и Павел I. Что может дать России европейская война – показали тогда наполеоновские походы. Что может вызвать в России массовое восстание, показали бунт Разина, стрелецкие заговоры при Петре Великом и самозванство Пугачева. Русские государи XIX века видели обе эти опасности, которые нисколько не тревожили русскую революционную интеллигенцию. Поэтому они стремились оградить Россию – и от ненужных войн, и от революционных безумий. Они хотели вывести народ, по возможности без войн и решительно без революции, на путь реформ, дальновидно подготовлявшихся Императором Николаем I и превосходно осуществленных Императором Александром II.
Ныне история подтвердила их политическую линию: строить Россию мировым равновесием сил; не допускать ее провала в стихию восстания; и повышать уровень ее культуры и правосознания. В начале ХХ века, когда Россия больше всего нуждалась в мире и в лояльном прогрессе, – именно война и революция принесли ей невиданное в истории крушения и превратили ее в очаг мировой заразы…
В течение всего XIX века европейцы не верили – ни в миролюбие России, ни в мудрые и прогрессивные замыслы ее императоров. Они уверяли себя, что Россия стремится к территориальному расширению и желает покорить себе всех соседей. Конечно, у страха глаза велики; но ведь и сила суждения, именуемая в общежитии «умом», дается человеку на что-нибудь… Европейцы сделали себе из России что-то вроде «пугала». Это объясняется, между прочим, – провинциональностью их политического горизонта: они никогда не могли представит себе того пространства, которым Россия уже оплодотворена, и в то же время обременена; они все воображали, что Россия с ее малою плотностью населения, нуждается в их переуплотненных жителями клочках территории; они не понимали, что экспансия имеет смысл только в сторону менее населенных стран и что Россия, с ее православной верою и с ее просторами, никогда не могла дойти до чудовищной германской мысли – истреблять население завоеванной страны, чтобы отдать ее своим насельникам… На самом же деле – не русских тянуло завоевывать Европу, а европейцы разных государств мечтали (вослед за шведским королем Густавом Адольфом!) отодвинуть Россию в Азию и отнять у нее ее «передние» европейские земли. Последние полвека наглядно подтвердили это стремление – и со стороны Германии (два похода на Россию, в Прибалтику и на Украину вплоть до Волги и Кавказа!) и со стороны Польши, определенно мотивировавшей свою экспансию на восток «необходимостью обеспечить свои грядущие поколения» коренными русскими землями и доныне заселенными русским народом.
Все это заставляет нас признать миролюбивую и уравновешенную политику русских Государей в XIX веке – рационально верной, дальновидной и мудрой. Она является прямой противоположностью советскому революционному завоевательству и может казаться «империалистической» или «таинственной» только неосведомленному европейцу, раз навсегда испугавшемуся «русского колосса» и ликующему каждый раз, как ему дается повод провозгласить, что сей колосс – «на глиняных ногах». И если бы европейские газетчики знали и понимали, какая политическая глупость нужна для того, чтобы повторять их отождествление русской национальной политики «равновесия» с советской политикой революционного завоевания мира, то многие из них вырвали бы себе остатки волос на голове…
Мировой самообман
С тех пор, как коммунисты завладели Россией и превратили ее в плацдарм мировой революции, прошло 32 года, и за это время, казалось бы, так называемое «мировое общественное мнение» могло и должно было рассмотреть, что произошло с национальной Россией и что представляет из себя вновь возникшее, национальной России враждебное и от нее во всех своих целях и средствах отличное, новое государство. Это небывалое в истории правительство небывалого в мире государства – культурные западноевропейцы, с их эгоцентризмом и шахматным мышлением, конечно, не могли постигнуть сразу. Поняли они «Бебеля», а взошел «Ленин»; надеялись они на демократический урожай, а выросла тоталитарная деспотия. Однако большевики с самого начала не скрывали ни своих целей, ни своих планов, ни своей тактики, ни своего отношения к остальному человечеству; все выговаривалось громко и все делалось почти в открытую. Коммунисты «верили», что хозяйственная «анархия», хозяйственные кризисы и буржуазный империализм – подтачивают и очень скоро погубят «капиталистические» страны; и в силу этой глупой и близорукой доктрины, против которой тщетно и долго пытался аргументировать, ныне наконец услышанный, «Компроф» Варга, не стеснялись громко говорит в присутствии якобы «полумертвого» старика о том, как лучше его прикончить и как обойтись с его наследством.
Уже Ллойд-Джордж разглядел, что имеет дело с «людоедами», но решил «торговать с ними». Уже социал-демократическое правительство Германии (Носке!) разобралось в вопросе о том, чего следует ждать от Коминтерна, и решило не пускать его к себе, а пока что разыграть «псевдодружбу» против Антанты (Рапалло). С тех пор Коминтерн, его Исполнительный Комитет, его Политбюро, его Совнарком, его Чека-Гепеу – действовали повсюду в открытую: разрабатывали детальные планы для пропаганды, организации мировой войны: излагали эти планы в резолюциях, переводили эти резолюции томами на все языки и повсюду открыто их продавали; приводили эти резолюции в исполнение и поучали вселенную своими партиями и «акциями», потрясая до корня то Италию (1920), то Болгарию (1923), то Эстонию (1924), то Англию (1926), то Австрию (1927), то Китай (1928), то Германию (1929), то Испанию (1931–1935), то Францию (1934) и Соединенные Штаты (1934) и т. д. И все это постоянно освещалось и разъяснялось серьезной и ответственной антикоммунистической литературой, выпускавшейся русскими эмигрантами на всех европейских языках. Сталинский террор тридцатых годов (коллективизация крестьян, партийные процессы и казни, «чистка» красной армии, ежовщина, концлагеря) – был подробно описан и обсужден во всей мировой прессе. Казалось бы – европейцы и американцы, по крайней мере наиболее дальнозоркие и чуткие из них, могли понять, в чем дело и что есть Советская власть…
Но вот началась Вторая мировая война и обнаружила, что умственная лень, застарелая предубежденность против России, экономическая и торговая заинтересованность, полное незнание русской истории и тайная прокоммунистическая пропаганда, ведшаяся повсюду (и коммунистами и полуреволюционной «закулисой»), затмили политическую дальнозоркость, возобладали над трезвым разумением и привели великие и малые державы к целому ряду грубых (политических, экономических и стратегических) ошибок. Ни германцы, ни англичане, ни французы, ни итальянцы, ни американцы – не «реализовали» воображением и мыслью новое явление мировой истории и судьбу национальной России; и не сумели сделать из этого волевых и практических выводов. Ни героический Черчилль, ни лукавый Рузвельт, ни самоуверенный Муссолини, ни тупой фанатик Гитлер – не поняли натуры и намерений Сталина, не поняли различия между национальной Россией и Советским Союзом, не постигли судьбы и своеобразия русского народа и наделали величайших исторических ошибок. Гитлер затеял бороться сразу с коммунистами и с русским народом – и погиб. Муссолини понимал коммунистов, но совсем не знал Россию и поддался гипнозу Гитлера. Черчилль и Рузвельт «договаривались» со своим лютым врагом в Тегеране, в Ялте, в Потсдаме и отдали ему из политической наивности и «союзнической лояльности» все малые государства Восточной Европы и Маньчжурию с Китаем в Азии; отдали, а преемники их схватились за голову, когда было уже поздно.
Поняли ли теперь великие державы и их правительства – мировую конъюнктуру? Разобралось ли теперь мировое «общественное мнение» в прошлых ошибках и будущих опасностях?
К сожалению – нет еще. Есть отдельные зоркие политики и – ясно мыслящие стратеги, которые видят и ошибки и опасности. Не следует называть их имена из осторожности. Но наряду с ними прокоммунистическая печать и полуреволюционные закулисные организации продолжают свою пропаганду и делают все возможное, чтобы «смешать карты», чтобы отвести влиятельным политикам глаза, выдать ложь за истину и тем, с одной стороны, облегчить мировому коммунизму его работу, а с другой – затруднить некоммунистическим государствам (и политически и стратегически) – разумное и успешное сопротивление…
И первое о чем они стараются, это – о смешении Советского государства с Россией: делается все для того, чтобы выдать политику коммунистов за дело русского народа, и еще хуже, еще глупее, чтобы выдать всю советскую революцию за коварно-злодейский прием «России», жаждущей будто бы мирового завоевания и потому «притворяющейся» коммунистическою. Такие статьи ныне рассылает, напр., так называемый Комитет борьбы за демократию («закулиса»!) по всем странам западного блока.
О расчленителях России
У национальной России есть враги. Их не надо называть по именам: ибо мы знаем их, и они знают сами себя. Они появились не со вчерашнего дня, и дела их всем известны из истории.
Для одних национальная Россия слишком велика, народ ее кажется им слишком многочисленным, намерения и планы ее кажутся им тревожно-загадочными и, вероятно, «завоевательными»; и самое «единство» ее представляется им угрозой. Малое государство часто боится большого соседа, особенно такого, страна которого расположена слишком близко, язык которого чужд и непонятен, и культура которого инородна и своеобразна. Это противники – в силу слабости, опасения и неосведомленности.
Другие видят в национальной России – соперника, правда, ни в чем и никак не посягающего на их достояние, но «могущего однажды захотеть посягнуть» на него, или слишком успешным мореплаванием, или сближением с восточными странами, или же торговой конкуренцией! Это недоброхоты – по морскому и торговому соперничеству.
Есть и такие, которые сами одержимы завоевательными намерениями и промышленной завистью: им завидно, что у русского соседа большие пространства и естественные богатства; и вот они пытаются уверить себя и других, что русский народ принадлежит к низшей, полуварварской расе, что он является не более чем «историческим навозом» и что «сам бог» предназначил его для завоевания, покорения и исчезновения с лица земли. Это враги – из зависти, жадности и властолюбия.
Но есть и давние религиозные недруги, не находящие себе покоя оттого, что русский народ упорствует в своей «схизме» или «ереси», не приемлет «истины» и «покорности» и не поддается церковному поглощению. А так как крестовые походы против него невозможны и на костер его не взведешь, то остается одно: повергнуть его в глубочайшую смуту, разложение и бедствия, которые и будут для него или «спасительным чистилищем», или же «железной метлой», выметающей Православие в мусорную яму истории. Это недруги – из фанатизма и церковного властолюбия.
Наконец, есть и такие, которые не успокоятся до тех пор, пока им не удастся овладеть русским народом через малозаметную и инфильтрацию его души и воли, чтобы привить ему под видом «терпимости» – безбожие, под видом «республики» – покорность закулисным мановениям, и под видом «федерации» – национальное обезличие. Это зложелатели – закулисные, идущие «тихой сапой» и наиболее из всех сочувствующие советским коммунистам, как своему («несколько пересаливающему»!) авангарду.
Не следует закрывать себе глаза на людскую вражду, да еще в исторически-мировом масштабе. Неумно ждать от неприятелей – доброжелательства. Им нужна слабая Россия, изнемогающая в смутах, в революциях, в гражданских войнах и в расчленении. Им нужна Россия с убывающим народонаселением, что и осуществляется за последние 32 года. Им нужна Россия безвольная, погруженная в несущественные и нескончаемые партийные распри, вечно застревающая в разногласии и многоволении, неспособная ни оздоровить свои финансы, ни провести военный бюджет, ни создать свою армию, ни примирить рабочего с крестьянином, ни построить необходимый флот. Им нужна Россия расчлененная, по наивному «свободолюбию» согласная на расчленение и воображающая, что ее «благо» – в распадении.
Но единая Россия им не нужна.
Одни думают, что Россия, расколовшаяся на множество маленьких государств (напр., по числу этнических групп или подгрупп!), перестанет висеть вечной угрозой над своими «беззащитными» европейскими и азиатскими соседями. Это выговаривается иногда открыто. И еще недавно, в тридцатых годах, один соседний дипломат уверял нас, что такое саморасчленение «бывшей России» по этническим группам будто бы уже подготовлено подпольными переговорами за последние годы и начнется немедленно после падения большевиков.
Другие уверены, что раздробленная Россия сойдет со сцены в качеств опасного, – торгового, морского и имперского, – конкурента; а затем можно будет создать себе превосходные «рынки» (или рыночки) и среди маленьких народов, столь отзывчивых на иностранную валюту и на дипломатическую интригу.
Ест и такие, которые считают, что первою жертвою явится политически и стратегически бессильная Украина, которая будет в благоприятный момент легко оккупирована и аннексирована с запада; а за нею быстро созреет для завоевания и Кавказ, раздробленный на 23 маленькие и вечно враждующие между собою республики.
Естественно, что религиозные противники национальной России ожидают себе полного успеха от всероссийского расчленения: во множестве маленьких «демократических республик» воцарится, конечно, полная свобода религиозной пропаганды и конфессионального совращения, «первенствующее» исповедание исчезнет, всюду возникнут дисциплинированные клерикальные партии и работа над конфессиональным завоеванием «бывшей России» закипит. Для этого уже готовится целая куча искушенных пропагандистов и вороха неправдивой литературы.
Понятно, что и закулисные организации ждут себе такого же успеха от всероссийского расчленения: среди обнищавшего, напуганного и беспомощного русского населения инфильтрация разольется неудержимо, все политические и социальные высоты будут захвачены тихой сапой и скоро все республиканские правительства будут служить «одной великой идее»: безыдейной покорности, безнациональной цивилизации и безрелигиозного псевдобратства.
Кому же из них нужна единая Россия, это великое «пугало» веков, этот «давящий» государственный и военный массив, с его «возмутительным» национальным эгоизмом и «общепризнанной» политической «реакционностью». Единая Россия есть национально и государственно-сильная Россия, блюдущая свою особливую веру и свою самостоятельную культуру: все это решительно не нужно ее врагам. Это понятно. Это надо было давно предвидеть.
Гораздо менее понятно и естественно, что эту идею расчленения, обессиления и, в сущности, ликвидации исторически национальной России, ныне стали выговаривать люди, родившиеся и выросшие под ее крылом, обязанные ей всем прошлым своего народа и своих личных предков, всем своим душевным укладом и своей культурой (поскольку она вообще им присуща). Голоса этих людей иногда звучат просто слепым и наивным политическим доктринерством, ибо они, видите ли, остались «верны» своему «идеалу федеративной республики», а если их доктрина для России неподходяща, то тем хуже для России. Но иногда эти голоса, как ни страшно сказать, проникнуты сущей ненавистью к исконной исторически сложившейся России, и формулы, произносимые ими, звучат безответственной клеветой на нее (таковы, например, статьи «федералистов», печатающихся в нью-йоркском «Новом Журнале», статьи, за которые целиком ответственна и редакция журнала, и основная группа его сотрудников). Замечательно, что суждения этих последних писателей, по существу своему, очень близки к той «украинской пропаганде», которая десятилетиями культивировалась и оплачивалась в парниках германского милитаризма и ныне продолжает выговаривать свою программу с вящим ожесточением.
Читая подобные стати, невольно вспоминаешь одного предреволюционного доцента в Москве, недвусмысленного пораженца во время первой войны, открыто заявлявшего: «У меня две родины, Украина и Германия, а Россия никогда не была моей родиной». И невольно противопоставляешь его одному современному польскому деятелю, мудрому и дальновидному, говорившему мне: «Мы, поляки, совершенно не желаем отделения Украины от России! Самостоятельная Украина неизбежно и быстро превратится в германскую колонию, и мы будет взяты немцами в клещи – с востока и с запада.
И вот, имея в виду русских расчленителей, мы считаем необходимым привлечь внимание наших единомышленников к проблеме федерации по существу. И для этого просим внимания и терпения; ибо вопрос этот – сложный и требует от нас пристального рассмотрения и неопровержимой аргументации.
Ненавистники России
Мы не должны забывать о них никогда. Нам не следует воображать, будто они «успокоились» и «бездействуют», удовлетворившись тем, что они подкинули нам коммунистов, другие 36 лет поддерживают или разыгрывают их в свою пользу… Этого им мало: надо еще унизить и очернить русскую культуру, изобразить русский народ как рабский народ, достойный своего рабства, надо подготовить расчленение русского государства и завоевание русской территории, надо исказить, унизить и покорить его христиански-православное исповедание. Усилия в этом направлении не прекращались за все время большевистской революции. Они продолжаются и теперь. Причем, одна из излюбленных форм этой пропаганды состоит в том, чтобы залучать в свои сети чисто русских или недообрусевших писателей и побуждать их, как, якобы, «знатоков» вопроса, выступать в печати со статьями или с целой книгой очернения и оклеветания. Ученым за это обещается (а иногда и фактически устраивается!) кафедра; писателям открываются «тайные двери» и источники, пути к радиовещаниям, паспортным облегчениям, вознаграждениям и лекционным разъездам. Скажем прямо: кто хочет делать карьеру в эмиграции, тот должен идти к врагам России и с невинным лицом становится в их ряды. Автор этих строк знает этот прием «зазывания» и по другим, и по себе самому, ибо ему не раз делались подобные (иногда совершенно обстоятельные!) предложения. Ему известны также «русские» люди, которые, открывают в себе польское, или шведское, или балтийское, или хотя бы туранское естество, вступали на этот путь и делали карьеру в эмиграции.
Мы отнюдь не хотим сказать этим, что всякий, критикующий Россию, русский народ и русскую культуру, – «продался» и заведомо клевещет. Нет, возможны люди, ненавидящие Россию и готовые сказать о ней любой вздор и любую мерзость, не будучи подкупленными: что же с ними делать, если Россия им не нравится (напр., католикам; однако, не только им!). Вспомним хотя бы непристойный памфлет, выпущенный в свет некоей госпожой Бертой Экштейн, в 1925 году, под псевдоанглийским псевдонимом «сэр Галахад». Памфлет назывался «Путеводитель идиотства по русской литературе». Здесь все – сплошное невежество, все искажено, поругано, переврано и притом с каким-то апломбом развязного всезнайства!.. Здесь русские (буквально!) уподобляются грязным собакам, обделывающим стенку и заранее визжащим от страха, что их ткнут носом в содеянное (28). Русский – это жестокий, злобный, тупой, лишенный достоинства, сексуально извращенный «эксгибиционист» (29); немузыкальный, антипоэтичный (51.88–89.111 и др.) «всекретин» вроде Кутузова и Платона Каратаева (44), неспособный ни к какому творчеству (47), до всегда готовый к разрушению (38), все равно, будь это «татарин Тургенев» (102. 142), «Иванушка Страшный» (99. 101) или «Ванкья Привратник» (50. 61). Словом: Россия есть творческая «пустота» (47. 109. 119), а русский народ – «яровая чернь» (100). Не довольно ли? – Вспомним тут же книгу о России католика Гуриана, вышедшую через несколько лет в Германии незадолго до водворения Гитлера в качестве поддержки для рейхсканцлера Брюнинга и прелата Кааса с их просоветской политикой. Он, между прочим, изображал Ленина как великого воспитателя в истории человечества… И мы не имеем доказательств для того, чтобы заподозрить его в «неискренности»: кто знает, может быть, он и его предшественница верили в свои соблазны и были «убежденными сторонниками» своих слепых и злобных глупостей? Разве человеческая глупость имеет свою меру? Нельзя же всякую слепоту и всякое невежество уверенно приписывать нарочитой лживости или подкупности автора! Возможно еще и простое отсутствие силы суждения, убожество духа, фанатизм иноверия или, наконец, «конфессиональная дисциплина»…
Однако нам гораздо труднее поверить, что те вороха неправды и клеветы о России, о русских Государях и их национальной политике, которые напечатаны в книге русского профессора Гогеля (1927, по-немецки) и в статьях г. А. Салтыкова (1938 г. в Бельгии) свидетельствуют именно о их духовной слепоте и о малой силе суждения, ибо они, как люди (не скажу «русские»), но выросшие в России и совершившие там всю свою карьеру, могли и должны были знать, где кончается правда и где начинается ложь.
Мы не будем возражать г-ну Гогелю, состоявшему до 1912 года помощником статс-секретаря Государственного Совета, на его выходки против русских Государей и Великих Князей, против русской бюрократии и русского народа в целом, особенно против великороссов. Но когда он, например, сообщает об Императоре Александре III, будто у него «из-за голенища сапога всегда торчала бутылка водки» (стр. 42. 51); когда он рассказывает о небывалых «попойках» Императора Николая II (стр. 53); когда он выдумывает, будто Великий Князь Николай Николаевич, как Главнокомандующий русской армией, «работал хлыстом» (117), и будто русская армия вообще держалась «дисциплиной кнута и палки» (135); когда он характеризует русскую бюрократию, как «стаю волков», как бессовестную «банду», как «ползучий рак» (59. 107. 34. 125. 49. 120. 126), как секту духовных скопцов (66. 114); когда он отказывается говорить вообще «о великороссах, как о народе» (139. 143 и др.), – то, читая все эти лживые непристойности, невольно спрашиваешь себя, куда он ведет и для чего он старается? И лишь постепенно начинаешь понимать скрытую тенденцию всей этой «композиции»: только люди другой крови могут дать русскому хаосу истинную дисциплину и государственную форму… Вера в Россию утрачена; ей нужен иноземный хозяин… в лице немца. Вероятно, эта книга и вышла потому в серии, выпущенной «немецким обществом для изучения Восточной Европы», один из председателей которого профессор русской истории в Берлине, Хёч в двадцатых годах спровоцировал профессора С. Ф. Платонова в «доверительной» беседе и затем выдал его советскому послу Крестинскому.
За Гогелем пришел Салтыков с его учением о том, будто Православие не пробудило в русском народе ни любви, ни жажды истины, ни чувства красоты и ранга: наш народ остался детищем небытия, вечной смерти и хаоса; русская душа нигилистична, чужда порядку и иерархии и ненавидит государственный авторитет; она «лишена любви» и «ненавидит всякую форму»… Но именно эти слова публичного самооплевания, помещенные в католической печати, заставили нас усомниться в самостоятельности салтыковских суждений и вспомнить о его главном предшественник, Чаадаеве… Выяснилось, каким путем идут враги Православия – католики, и откуда следует ожидать их дальне
